В какой-то момент все пошло не так. Поезд мирной жизни нашего городка съехал с рельсов, перевернулся и подмял под собой многих невинных ожидающих. Спокойствию пришел конец, вывернув наружу все самое страшное, подлое и упрямое естество. Возможно, рано или поздно это бы произошло: с помощью Женевьев или без нее, но однажды Фрее надоело бы быть на заднем плане, или мне-жить в стае, возможно, кто-то другой из Бенаров переступил черту, сетуя на скучную бытность. Мир хотел хлеба и зрелищ, люди всегда, из века в век, жаждали кровавой бойни.
Больше всего мне было жаль Уилла: изображать спокойствие, показывать, что владеешь ситуацией, когда это совсем не так, не терять самообладание, когда понимаешь- стая медленно отворачивается от тебя, родная сестра решает забрать власть в свои руки, а брат отмалчивается в сторонке. Стыдно ли мне, что я не участвую в их споре? Не знаю, возможно. За столько лет я устал от постоянных гонок за главенством в стае, Фрея слишком импульсивна и жестока, чтобы быть вожаком. Конечно, я любил свою сестру, но от правды никуда не деться.
Сегодня рассвет принес с собой облегчение, оставив ночные мучения и страхи липким холодным потом на теле. Мне стоило бы привыкнуть к подобным кошмарам, но каждый раз они стирают всю мою уверенность и равнодушие, вновь заставляя пережить самую большую трагедию жизни.
Сегодня я решил избавить себя от необходимости появится в особняке, где накал страстей достиг неимоверных высот, а брат мучается вопросом: что делать.
Я не считал, что Женевьев стоит так просто отпускать_изгонять из города: ее стоило проучить, но не смертью. Ведь после смерти виновник не извлечет урока, не примет его к сведению, не будет бояться, не попытается измениться. После смерти ничего нет. Каждая из сторон была слишком категорична, но бросаясь из крайности в крайность, не выйдешь из ситуации абсолютным победителем. Уилл еще верил в силу договора, ведь Джуллиан Эршер поддерживал политику своего «отца», а я был уверен, что вампирам нельзя верить [возможно, во мне говорить ненависть/прошлый опыт/чутье волка], ведь каждый из них может прятать в своем шкафу столько скелетов, сколько возможно туда вместить.
Проблема с мисс Роше была абсолютной и масштабной, с ней мы жили последние недели, когда часовой механизм дал сбой, договор затрещал по швам, как и терпение всех, кто знал суть дела. Меня же ждало нечто другое. То, что может стать той пресловутой палкой в колесе, дать нового союзника бывшему члену клана Бенар, утопить город в крови невинных детей.
Да я не переносил вампиров, но эта неприязнь была, как само собой разумеющееся, с вкраплениями ненависти или равнодушия. Я ненавидел тех, кто лишил меня семьи, убил мою ни в чем неповинную маленькую дочь и растерзал любимую жену, прошло почти полтора века, месть свершилась, а спокойствием и не пахло. В каждом вампире я все равно видел монстра, терзающего человеческую плоть, и в то же время понимал - грести всех под одну гребенку не стоит.
Одно из простых условий договора гласит, что не_мертвому запрещается насильно обращать человека, пытать его, держать в плену, питаться им без согласия оного. Вероятней всего садизм закладывается в каждого кровососа с кровью создателя, будто катализатор, поднимая скрытые внешней добропорядочной маской желания/искушения. Насколько я мог судить, Пол Найт был именно той жертвой химической реакции, сделавшей из доброго доктора Джекила, вселяющего ужас в горожан мистера Хайда. Вероятно и до обращения он не был примерным гражданином, но явно не похищал маленьких детей, не держал их при себе и не питался их кровью.
За прожитые годы я повстречал многих… сумасшедших гурманов крови, для которых детский эликсир жизни был сравним с напитком богов. Сказать, что это было отвратительно ровным счетом не сказать ничего. Я бы вырвал ему сердце с превеликим удовольствием, устроил бы ему солнечные ванны и недельные голодания, пытая, мучая, издеваясь над ним по всем жанрам сладкой мести. У меня был пунктик на тех, кто посягал на самое драгоценное: детей и семью в целом, но будучи знакомым с подобным, я знал, как сильно хочется расправиться с тем, кто отнял у тебя источник живого счастья.
Вероятней всего из клана Бенар никто не удосужился навестить новоприбывшего. Вероятней всего ему даже не зачитали все запреты. Вероятней всего ему было бы все равно глубоко наплевать на местные законы, что делало его отличным союзником для Женевьев. И этого нельзя было допустить.
Никто из жителей и ухом не повел, когда Пол Найт представлял любопытным мальчика, что был рядом с ним, как своего сына. Ведь даже, если он и не родной, брать из детдомов же не преступление? Они не стали проверять, им даже не было дело до чужого ребенка, который выглядел вполне нормальным, насколько это возможно при гипнозе или запугивании, но зная сущность этих ублюдков, стоило проверить наверняка.
Чутье не подвело, этот идиот похитил ребенка охотников. А, как известно охотники всегда получают свое, пусть даже сейчас им в этом помогут, но все же. Но какого же было мое удивление, когда его отцом оказался Томас Дэлтон. Он относился к редкому подвиду охотников, лояльно относившихся к нечисти. Если можно так выразиться, то в некотором роде мы ладили, но вот его супруга…
Я дал им право прийти первыми, а сам осмотрелся, ожидая подвоха. Охотникам тоже нельзя верить, даже отчаявшимся. Уверен, Алексис считала так же, либо ей просто нравилось следить за мной [или за всеми членами стаи?]. Делая вид, что совершенно не ощущаю слежки, я приблизился к кафе, когда успокоил внутреннего волка- опасности не наблюдалось.
- Томас,- поздоровался я, следуя правилам хорошего тона, но протягивать руку не стал, чтобы было без неловких моментов.
Кортни, так звали супругу Тома, была напряжена, смесь недоверия и надежды проблескивали в потускневших от горя глазах. Она- истинная дочь потомственных охотников, хотя, увидь я ее со стороны, принял бы за взбалмошную чер-лидершу, которая привыкла быть первой во всем.
Грубоватое приветствие тут же меняет мои представление о девушке. Чтобы спасти собственное дитя каждая мать пойдет на что угодно, даже если это вразрез идет с ее принципами, которые взращивали в ней с пеленок. В глубинах ее сознания идет такая борьба, которая свойственна лишь отчаявшимся родителям. Всей своей сущностью она должна ненавидеть таких, как я [и вроде бы я тоже должен], но сейчас именно я тот единственный, кто может помочь им найти сына.
Она пойдет на любую сделку,- повторяю я про себя ее же слова, словно пробуя на вкус. Пятьдесят на пятьдесят: человек слова она или типичный охотник, отворачивающийся от просящего об услуге не_человека. Мне жаль их, но едва ли моя жалость смягчит боль; едва ли та, что с безнадежным отчаянием цепляется за мужа и закусывает губу, даже не стараясь скрыть своих чувств, примет мои сожаления.
Убивал ли я? За этим столиком, да и в этом городе безгрешных нет. Возможно, некоторыми из грехов я вовсе не горжусь.
Я не уверен, что ее действительно волнуют мои мотивы, но она задала вопрос, пусть и не развернуто, но я должен ответить на него из вежливости.
- Есть несколько причин, но вам стоит знать, что в городе есть свои законы и те, кто идет против них, Найту здесь не место, а Кеннету не место рядом с ним. Это взаимовыгодная сделка: я помогаю вам вернуть сына- вы убиваете вампира и покидаете город,- спокойно говорю я. Не своими руками, не идя против закона я все же избавлю город от такой сволочи, как Пол Найт.

Сколько себя не уговаривай, но в сердце мужчина всегда остается охотником. Он может строить города и возводить монументы во славу своего величия, но от своей природы ему не убежать. Лук и стрела, прекрасные в своей простоте. Разве может быть совпадением тот факт, что все народы изобрели его независимо друг от друга? Или это что-то другое? Что-то в нашей крови? Что-то первобытное, стремящееся наружу? Разумеется, самое сложное в охоте это быть охотником, а не добычей. И Калеб был охотником. И дело было тут совсем не в его профессии или наскучившей однотонной жизни, в которой совсем не хватало адреналина. Это было частью его, его характера, его жизни. Ожидание, выслеживание и долгожданный трофей – все это дарило парню неимоверное наслаждение. В этом он видел свое призвание, и что греха таить у него это прекрасно получалось.
Правда одна цель всегда умела ускользать от него. Астрид. Это имя вызывало привкус горечи и разочарования. Ему уже сто раз говорили, что он слишком зациклен, что он ведет себя как обиженный ребенок, а порой вообще как маньяк преследователь. Но что-то продолжало толкать его на поиски этой особы. Обида, униженное самолюбие или все же что-то другое, более возвышенное? А может все вкупе и оттого ему ещё больше хотелось отыскать эту маленькую чертовку, укравшую его покой? Прошло три года, а он продолжал бредить идеей, отыскать свою старую подругу.
Наверное, именно время, потраченное на поиски Беннет, заставило Калеба усомниться и так долго не ехать в какой-то маленький городок с длинным трудно выговариваемым названием, где якобы видели девушку похожую на Астрид. Если раньше он срывался по первому упоминанию, то теперь он не спешил, обдумывая и оценивая варианты. А он уже успел познакомиться с прелестью маленьких провинциальных городков и сомневался, что Астрид могла обосноваться в таком. Он скорее бы потратил полгода, прочесывая кварталы Нью-Йорка, чем пару дней на Беллингхэм. И все же когда зацепок не было, и у начинающего журналиста была свободная минута, он решил проверить зацепку старого знакомого. Беллингхэм был немного крупнее того, что представлял Джонсон, но все равно оборотень чувствовал здесь типичную провинцию, где все друг друга знают и, где чихнешь в одной стороне города, а в другой тебе скажут: будь здоров. И все же поворачивать было поздно. Чтобы не тратить свои не большие доходы на поездку Калеб успел наплести с три короба про какого-то серийного убийцу в истории городка. Никакого убийцы конечно и в помине не существовало, да и он бы скорее со скуки повесился, чем выбрал это унылое место для своих преступлений, но отработать придуманную чушь все равно придется.
Работа заняла немного времени. Конечно, и этот город был не без грехов. Но все что здесь происходило, в конце концов, оказывалось бытовухой или случайностью. Ни маньяка, ни психа, ни ещё каких-либо интересных личностей в этом городе не было. А жаль… подумал парень, старательно делая вид, что не замечает косых взглядов старой библиотекарши. Откладывая очередную старую газету, Калеб достал блокнот и начал старательно записывать свою версию серийного убийцы. Банально, скучно и без изюминки. По голове не погладят, но и статью не запустят, а значит, он просто прокатает чужие деньги, получит пинка, но все останется как надо.
Закончив и выйдя к машине, Калеб недовольно рассматривал темное небо. Ехать обратно ночью не хотелось, в своих водительских качествах он не сомневался, но вот усталость может дать о себе знать, а уж статистику смертей за рулем Джонсон знал. Но и искать отель и провести ночь одному здесь не хотелось. А вот подцепить какую-нибудь девчонку вполне можно было. И место здесь неподалеку было подходящее. «Dark Desire» о нем писали в одной из газет. Самое шикарное заведение в этом городе.
Каково же было удивление Калеба, когда Астрид оказалась здесь. Не успел он подцепить кого-нибудь или хотя бы пригубить для настроения, она уже завладела всем его вниманием. Кажется, она и не изменилась с тех самых пор. Тоже лицо, та же улыбка, в которой Калеб всегда мог распознать каплю высокомерия и надменности. Взгляд остановился на темных распущенных волосах, он помнил, какими мягкими эти кудри были под его пальцами и как вкусно пахли, тем самым ароматом, который он потом запомнил и возненавидел на всю жизнь. Это был сон наяву, который постепенно превращался в кошмар. Он искал её три года, но именно сейчас не знал, что сказать ей. Внутри бурлили эмоции обещая превратиться в настоящий ураган. Но он сдержанно и с улыбкой направлялся к бару.
- Monkey с колой, и дамочка побыстрей, пожалуйста, - протолкнувшись к забитому бару, выкрикнул Калеб, ожидая, когда его старая знакомая обернется.